Н.М.Карамзин
Письмо сельского жителя
Воспроизводится по изданию: Н.М. Карамзин. Избранные сочинения в двух томах.М.; Л., 1964.
Оригинал здесь - http://www.rvb.ru
Вы желаете, любезный друг, знать все подробности моего уединения; но мы, деревенские люди,
живем так обыкновенно, так просто, что не умеем сказать о себе ничего любопытного и достойного
примечания. Только вы, горожане, имеете способ разнообразить свою деятельность и пестрить жизнь
вашу ежедневными новостями в планах, надеждах, удовольствиях. Если не всегда можете хвалиться
счастием, то по крайней мере богатеете опытами, наблюдениями, и ваши сутки стоят нашего месяца. Мы
в деревне наблюдаем только погоду, и наши записки служат историею не сердца человеческого, а
термометра...
Вы назовете это сельскою шуткою - и не обманетесь. Жизнь моя, думаю, счастлива, ибо я доволен
ею. Лета, конечно, исцеляют нас от сей душевной лихорадки, от сего внутреннего неизъяснимого
беспокойства, которое тревожит молодость; но и самый чистый воздух полей и лесов, самый вид сельской
природы не имеет ли также благотворного влияния на сердце и не располагает ли его физически к
сладкому чувству покоя? Спросите о том у ваших медиков-философов; а я между тем нахожу сие
действие вероятным, чувствуя себя как будто бы другим человеком со времени моего приезда в деревню.
Вам известно, любезный друг, что я не бывал мизантропом даже и в таких обстоятельствах,
которые могли бы извинить маленькую досаду на ближних; знаете, что я некогда пылал ревностию иметь
обширный круг действия, в нескромной надежде на свою любовь к добру и человечеству. Но
долговременное ученье в школе опыта и феруля сего жестокого мастера смирили мою гордость - так
смирили, что я, оставив все дальнейшие требования на блестящую долю славных людей, взялся - за плуг и
соху! Подивитесь же теперь чудной игре нашего самолюбия: с сего времени мне кажется, что добрый
земледелец есть первый благодетель рода человеческого и полезнейший гражданин в обществе. "Где
много героев, там много кровопролития; где много судей, там много ябеды и неправосудия; где много
купцов, там много роскоши; но где много пахарей, там много хлеба, - а хлеб есть корень изобилия". Что
вы скажете о сем рассуждении? Оно, верно, полюбилось бы китайцам.
Это вступление готовит вас к длинному письму: пеняйте сами на себя! Старики и деревенские
жители любят поговорить, когда есть случай; а вы заставили меня взяться за перо, которому уже давно не
было дела. Мне хочется, например, дать вам идею о главных моих сельских подвигах.
Я вырос там, где живу ныне. Путешествие и служба совершенно раззнакомили меня с деревнею;
однако ж, сделавшись рано господином изрядного имения и будучи, смею сказать, напитан духом
филантропических авторов, то есть ненавистию ко злоупотреблениям власти, я желал быть заочно
благодетелем поселян моих: отдал им всю землю, довольствовался самым умеренным оброком, не хотел
иметь в деревне ни управителя, ни приказчика, которые нередко бывают хуже самых худых господ, и с
удовольствием искреннего человеколюбия написал к крестьянам: "Добрые земледельцы! Сами изберите
себе начальника для порядка, живите мирно, будьте трудолюбивы и считайте меня своим верным
заступником во всяком притеснении". Возвращаясь наконец к пенатам родины, чтобы умереть там, где
начал жить, я сердечно утешался приятною мыслию, что найду деревню свою в цветущем состоянии; как
поэт воображал богатые нивы, пажити, полные житницы, избыток, благоденствие и сочинял уже в голове
своей письмо к какому-нибудь русскому журналисту о счастливых плодах свободы, данной мною
крестьянам... Приезжаю и нахожу бедность, поля, весьма худо обработанные, житницы пустые, хижины
гниющие!.. С горестным удивлением призываю к себе стариков, которых имена были мне еще с
ребячества памятны, - расспрашиваю их и наконец узнаю истину! Покойный отец мой, живучи сам в
деревне, смотрел не только за своими, но и за крестьянскими полями: хотел, чтобы и те и другие были
хорошо обработаны, - и в нашей деревне хлеб родился лучше, нежели во многих других; господин
богател, и земледельцы не беднели. Воля, мною им данная, обратилась для них в величайшее зло: то есть
в волю лениться и предаваться гнусному пороку пьянства, дошедшему с некоторого времени до ужасной
крайности как в нашей, так и в других губерниях. Эта язва в здешних, удаленных от столицы местах есть
новое явление: живо помня лета своего детства, помню и то, что прежде в одни большие годовые
праздники крестьяне веселились и гуляли, угощая друг друга домашним пивом или вином, купленным в
городе. Ныне будни сделались для них праздником, и люди услужливые, под вывескою орла, везде
Стр.1