Письма

Вдруг ночью к Григорьевым в Дом {1} стучится почтальон и кричит, где тут Генерал Фет. <...> За Лирический Пантеон {4} денги я нынче отдал, понеже нахожусь дома, а завтра ложусь в Градскую больницу {5}, где меня намерены угощать холодной водою, я говорю денги отданы и экземпляры надевают у переплетчика сорочки, на следующей недели я непременно пришлю к тебе экземпляр. <...> Да, кстати, я получил на днях письмо от Александра Никитича Шеншина {5}, в котором он пишет, что помолвлен с сестрой Любинькой {6}, не знаю, дошли ли до тебя эти слухи или я первый извещу тебя об этом из Херсонеса Таврического. <...> Вашу душу я бы сравнил с самой ранней зарей в прохладное летнее утро - оранжевое, чистое дыхание, которое увидит и заметит только любитель природы или пастух, выгоняющий стадо. <...> .}. - Это, изволите видеть, Петя изволит так выражаться своему надзирателю на вопрос, почему он целый месяц не писал ко мне. <...> Болтает по-французски и по-немецки - и только, от книги отвращение - потому что ей всякая последовательная мысль не в подъем тяжела, а девочке 14 лет. <...> Прочитав Ваши 2 последних письма ко мне, Толстой сказал: "Понимаю: Шеншин говорит, что Тургенев говорит, что Полонский говорит, что Маркевич говорит, будто Фет говорит, что Тургенев говорит. <...> Каждый день поджидал я, добрейший Лев Николаевич, возможности написать Вам в письме новое стихотворение, но их до сих пор нет как нет. <...> Будьте здоровы Вы, милейший Лев Николаевич, и если тетушка Ваша уже с Вами, то передайте ей мой усерднейший и симпатичнейший поклон. <...> Хотя и придется дня два ждать этому письму отправки, но зато я не могу ждать, дорогой Лев Николаевич, и не поблагодарить Вас за все, за все. <...> Тургенев ценил высоко эту благородную и умную личность, и я рад, что Вы наконец сошлись с последним. <...> На меня все те же будут нападки и все <...>